ПОЭЗИЯ

(POETRY)

Введение. Важность изучения библейской поэзии в значительной мере обусловлена тем, что многие тексты Библии написаны в поэтическом стиле. Большинству читателей при словах «библейская поэзия», вспомнятся, несомненно, так называемые поэтические книги Ветхого Завета (Книга Иова, Псалтирь, Книга Притчей, Книга Екклесиаста и Песнь песней). К сожалению, подобные расхожие представления нельзя назвать вполне точными — и, как минимум, по двум причинам.

Во-первых, книги, зачисленные в разряд «поэтических», не всегда целиком принадлежат к жанру библейской поэзии. Например, Книга Екклесиаста не всецело написана в стихотворной форме. Многие разделы книги представляют собой прозу. В Книге Иова прозаические куски образуют окаймление основного текста (ср. Иов 1; 42).

Во-вторых, выражение «поэтические книги» предполагает, что другие ветхозаветные книги не поэтичны. Это просто неверно. Ряд примеров наиболее возвышенной библейской поэзии можно встретить в таких несхожих текстах, как Исх. 15 и Вт. 32 - 33 в Пятикнижии, Суд. 5 и 2 Цар. 1 в исторических книгах, большинство глав Книги Исаии в пророках, не говоря уже о многих других. В самом деле, необходимо отметить, что пророческие книги по большей части поэтичны. Хотя между учеными существуют определенные разногласия по поводу конкретных текстов, от одной трети до половины Ветхого Завета написано в поэтическом стиле. Очевидно, коль скоро такая значительная доля Священного Писания имеет стихотворную форму, отличительные особенности последней следует тщательно изучать.

Еще одна причина, побуждающая изучать поэзию в Библии обусловлена тем исключительным воздействием, которая она оказывает на читателя. Хотя мы намерены развить этот тезис ниже, отметим, что во многих разновидностях дискурса поэзия особенно уместна благодаря своей экспрессивной способности передавать эмоциональное содержание. Так, поэтическая форма прекрасно подходит для выражения самых разнообразных чувств в плачах, в пророчествах о суде и в хвалебных песнях.

Определение. В литературоведческой мысли разработаны два основных подхода к проблеме дефиниции сущности поэзии. При первом подходе стараются свести вопрос к чисто субъективному аспекту и утверждают, что коль скоро текст «воспринимается» как поэтический и воздействует на читателя как таковой, тогда этот текст действительно поэтический. При втором подходе в тексте выявляют отличительные признаки, способные указать на его принадлежность к поэзии.

Подлинно поэтический текст должен оказывать поэтическое воздействие на читателя на эмотивном, аффективном уровне. Тем не менее существуют отличительные особенности поэзии, поддающиеся объективному описанию.

Ветхий Завет. Многим читателям, когда они задумываются о поэзии, на ум приходят распространенные характеристики поэзии, такие как рифмы, аллитерации и ассонансы. Но в ветхозаветной поэзии рифм нет, а примеры аллитераций и ассонансов в ней редки.

Зато в еврейской поэзии встречаются некоторые разновидности размеров, хотя и нет согласия по поводу того, как их конкретно анализировать. Например, одни специалисты предлагают учитывать крупные единицы ударения, слова, в то время как другие предпочитают слоги. Первый метод используется гораздо чаще, хотя всеми признана значительная степень произвольности такого анализа. Несмотря на эту произвольность, в достаточном количестве текстов размер наличествует так явно, что его существование невозможно отрицать (например, в Быт. 49 преобладает размер 3:3).

Возможно, первой из двух наиболее характерных черт ветхозаветной поэзии является образность языка. Разумеется, как формальная проза, так и обыденная речь изобилуют примерами образных выражений. Тем не менее в поэзии частота и сложность фигур речи явственно возрастают.

Приступая к анализу текста, в котором могут встретиться фигуры речи, необходимо решить два вопроса. Первый сводится к тому, как узнать, является ли данный оборот фигурой речи? Другими словами, следует ли это выражение понимать в «буквальном» смысле (многие толкователи предпочитают говорить в «нормативном» или «прямом») либо «фигурально»? А второй вопрос касается правильного толкования фигуры, коль скоро она опознана в качестве таковой.

Было бы ошибкой предполагать, будто бы всегда можно без малейшей доли сомнений определить, является ли данное выражение фигуральным. И все-таки, несмотря на это ограничение, в подавляющем большинстве случаев можно прийти к уверенности относительно намерений автора. Главный вопрос, который читатель должен задавать себе при опознании фигуры, таков: «сводится ли смысл этого текста к нормативному?»

Имея дело с фигурой речи, читатель должен постараться выявить ее точное значение. Одно из самых больших заблуждений в этом вопросе — представление о том, будто бы фигуральное выражение не может быть истолковано с такой же точностью, как нефигуральное. Это распространенная ошибка. Фигуральные выражения могут быть истолкованы с той же точностью, что и нефигуральные. Разница заключается лишь в способности фигуры передавать содержание на эмотивном уровне в дополнение к когнитивному.

И наконец, как приступать к анализу фигур речи в библейском тексте? Некоторые фигуры сравнительно просты и легки для анализа. Например, большинство метафор и сравнений не вызывают серьезных трудностей. Другие виды фигур, например метонимии, значительно сложнее для анализа. К сожалению, многообразие стилистических фигур не позволяет рассматривать здесь их разновидности.

Вторая отличительная особенность ветхозаветной поэзии, уникальная для поэзии древнего Ближнего Востока, — это параллелизм. В середине XIX века Роберт Лоут предложил формулировку параллелизма, которая в измененной форме признана и сегодня. Параллелизм по аналогии с геометрической параллельностью предполагает наличие двух (иногда и более) единиц текста, согласующихся между собой так, что смысл одной из них соотносится со смыслом другой (других) с помощью одного из нескольких специальных приемов.

Основным элементом параллелизма является словесная пара, то есть такие два слова (или более длинный их ряд), которые естественным образом сочетаются между собой в качестве синонимов, антонимов или распространений. Пары «день» и «ночь», «солнце» и «луна», «земля» и «мир» служат иллюстрацией этого понятия. В поэзии многое зависит от умения поэта подать такие словесные шаблоны с новой и неожиданной стороны.

Хотя словесные пары являются кирпичиками параллелизма, основной единицей выступает стихотворная строка. Обычно в библейском стихосложении используются две строки, образующие двустишие (куплет). Реже встречаются три строки (трехстишие, триплет). Четыре строки называются четверостишие (катрен). В ветхозаветной поэтике строфы формируются очень редко, в отличие от традиционной поэзии.

В Ветхом Завете можно выделить несколько различных разновидностей или типов параллелизма, в каждом из которых имеет место различное семантическое соотношение между строками. Хотя это далеко не самый распространенный тип, «синонимический» параллелизм является одним из самых простых. При синонимическом параллелизме во второй строке пары повторяется суть первой.

Ошибкой было бы считать эти две строки синонимичными в строгом смысле слова, поскольку смысловые значения этих двух строк не в точности эквивалентны. Во второй строке по сравнению с первой несколько изменен взгляд на вещи, она дает читателю больше, нежели дало бы простое повторение или перефразировка первой строки. В качестве иллюстрации обратимся к перспективе предмета, рассматриваемого при бинокулярном зрении. Если, глядя на этот предмет, закрыть один глаз, а затем открыть его и закрыть другой, картинки, которые видны в каждом случае, очень похожи. Тем не менее ощутимо и различие. Способность видеть двумя глазами, как и изложение в синонимичных строках, открывает уникальную перспективу и глубину восприятия, в ином случае недоступную.

Рассмотрим следующий пример: Он взял на себя наши немощи, И понес наши болезни (Ис. 53:4).

Вторая строка подчеркивает смысл первой с помощью поэтического повтора. В другом примере:

Небеса проповедуют славу

Божию,

И о делах рук Его вещает твердь (Пс. 18:2),

мы также встречаемся с синонимией. Однако контекст данного двустишия помогает нам увидеть, что «слава Божия» по существу приравнивается к «делу рук Его». Без контекста читатель мог бы и не подумать об этой связи, но поэт подводит читателя к такому выводу, искусно используя прием параллелизма.

Второй тип параллелизма называется «антитезисным». При антитезисном параллелизме две строки пары противопоставлены друг другу. Одна строка повторяет другую, но в отрицательной форме. Большинство примеров антитезисного параллелизма встречается в литературе о мудрости, где для желающего стать мудрым описываются путем противопоставления два пути, путь мудрости и путь безумия. Следующее двустишие иллюстрирует эту разновидность параллелизма:

Кто любит наставление,

тот любит знание; А кто ненавидит обличение, тот невежда (Пр. 12:1).

Третий тип параллелизма, именуемый «синтетическим» (или «формальным») параллелизмом, представляет в нашей классификации разряд наиболее частотный и вызывающий наибольшие разногласия. При синтетическом параллелизме вторая строка имеет предпосылкой первую и развивает мысль начальной строки. Прежде чем мы продолжим обсуждение, весьма полезным может оказаться рассмотрение следующих примеров:

Еще нет слова на языке моем, — Ты, Господи, уже знаешь его совершенно (Пс. 138:4).

Пою Господу,

ибо Он высоко превознесся; Коня и всадника его

ввергнул в море (Исх. 15:1).

Кое-кто доказывает, что параллелизм этого типа вообще не является параллелизмом, поскольку вторая строка обычно так сильно отличается от первой, что значение всего двустишия больше ассоциируется с прозой, нежели с поэзией. Тем не менее симметрия входящих в пару строк, фигуративность выражения и встречающийся иногда стихотворный размер убедительно показывают, что синтетический параллелизм является в таких случаях вполне законным толкованием.

Синонимический, антитезисный и синтетический типы параллелизма представляют основные его разновидности, однако встречается и несколько дополнительных типов параллелизма. Мы упомянем только два. В случае эмблематического (символического) параллелизма одна из строк представляет собой поэтическую посылку, а другая иллюстрирует ее с помощью сравнения. Широко известен следующий пример: Как лань желает к потокам воды, Так желает душа моя к Тебе, Боже (Пс. 41:2).

Еще один тип параллелизма — это хиастический параллелизм, или хиазм, когда вторая строка повторяет первую с инверсией, то есть с изменением порядка слов, действительного залога на страдательный и тому подобное, как в нижеследующем примере:

Ефрем не будет завидовать Иуде, И Иуда не будет притеснять Ефрема (Ис. 11:13).

Новый Завет. В Новом Завете нет значительных по длине разделов текста, которые можно было бы расценивать как поэтические в том же самом смысле, что и в Ветхом Завете. Тем не менее в нем есть несколько коротких текстов, которые обычно считаются поэтическими. Кенотический текст Флп. 2:6-11 служит превосходным примером. Еще один — 1 Тим. 3:16. Выборочное сравнение ряда современных переводов Нового Завета указывает на разногласия по поводу того, какие тексты действительно следует считать поэтическими. И, несколько в ином ключе, Павел, вспоминая некоторых «ваших (греческих) стихотворцев», говорит: «Мы Им живем и движемся и существуем» (Деян. 17:28).

Заключение. И наконец, мы должны задаться вопросом: «Почему Библия написана в поэтическом стиле?» Хотя конкретного библейского ответа на этот вопрос нет, можно предложить ряд разумных объяснений. Чрезвычайное значение имеет присущая поэзии эмоциональность. И хотя необходимо признать, что проза тоже не лишена эмоционального содержания, поэзия выражает чувства с особенной полнотой. В пророчествах суда читатель ощущает ярость Божиего гнева, они выразительно передают оттенки всех настроений Бога, от уговоров до сарказма. В любовной поэзии, такой как Книга Песнь песней, любовники способны выразить глубину тех чувств, которые они испытывают друг к другу. Поэтическая форма одинаково успешно служит псалмопевцу в жанрах плача, молитвы и благодарения. И в жалобах на запаздывание Божиего спасения, и в гимнах, превозносящих величественные и спасительные деяния Господни, поэзия доносит до нас глубочайшие чувства священнописателя.

Вторым обоснованием для поэтической формы выступает запоминаемость стихов. Стихи глубже запечатлеваются в памяти слушателя и вспоминаются гораздо легче, чем аналогичный прозаический текст. Неслучайно действенность поэзии связана со способностью слушателей в точности вспомнить, о чем говорится в тексте. Например, в случае литературы о мудрости, пословицу (притчу) требуется запоминать дословно. Проповеди пророков, чтобы достичь своей цели, тоже требуют от слушателей запоминания (и применения в жизни).

И наконец, следует отметить, что поэзия по своей природе эстетична, особенно если учесть интенсивное использование в ней образной речи. И опять же, это не значит, что проза не эстетична. В самом деле, современные исследования повествовательных стратегий, например, выявляют значительное их внимание к стилю. Концентрация многозначных, изощренных фигур речи, в том числе параллелизмов, свидетельствует, что для поэзии чрезвычайно важно не только то, что передается, но и то, каким образом это выражено.

Эстетика поэзии особенно уместна в Слове Божием, ведь Господь — это Творец,

Который ценит прекрасное. Само творение указывает на творческую и эстетическую природу Бога. Тем естественней, что Его Слову присущи те же качества.

Джордж Л. Клейн

Литература: R. Alter, The Art of Biblical Poetry, E.W.Bullinger, Figures of Speech Used in the Bible; G.B.Caird, The Language and Imagery of the Bible; G.L.Klein, ed., Reclaiming the Prophetic Mantle; N.W.Lund, Chiasmus in the New Testament; L.Ryken, Words of Delight: A Literary Introduction to the Bible, L. Ryken and T. Longman III, A Complete Literary Guide to the Bible.